Классической голливудской звезде под силу и характерные роли, и танцы, и пение
Эта аксиома со временем потеряла свою
значимость, и теперь немногие обитатели Беверли-Хиллз могут блеснуть
своей многогранностью. Тем не менее Антонио Бандерас старательно пел в
«Эвите», Ричард Гир — в «Чикаго», а Джонни Депп — в «Суини Тодд —
демон-парикмахер с Флит-стрит». Киноверсия мюзикла «Мамма Миа!», где
обрели вторую жизнь хиты ABBA, мобилизовала в вокалисты сразу
нескольких суперзвезд. В фильме можно слышать пение Пирса Броснана,
Колина Ферта и, наконец, Мерил Стрип. Последняя любезно поделилась с
«МК-Бульваром» своими впечатлениями от репетиций, съемок и костюмов в
духе 70-х.
— Мерил, расскажите, как все началось?
— Мне позвонил мой агент и сказал: «Возможно, это тебя и не
заинтересует, но здорово, что они тебе такое предложили». Я спросила:
«Что?», и он мне: «Мамма Миа!». И я закричала: «Боже мой! Конечно, да!»
Я была на седьмом небе от счастья. Но на первой встрече с режиссером
Филлидой Ллойд, продюсером Джуди Каэймер и автором сценария Кэтрин
Джонсон я не уставала их спрашивать, уверены ли они, что хотят видеть в
этой роли именно меня. (Смеется.) Я никак не могла в это поверить.
— То есть вы согласились не раздумывая?
— О да. Я люблю этот мюзикл. Я смотрела его на Бродвее вместе со
своей младшей дочкой Луизой, которой тогда было десять лет, и пятью ее
друзьями. И мы все танцевали в проходах, подпевали, нам очень
понравилось. Это было сразу после 11 сентября. Много позже я узнала,
что труппа тогда была очень напугана. Одна из хореографов, которая
помогала мне с танцами для съемок в фильме, участвовала в бродвейской
постановке и рассказывала мне: «Мы тогда думали, что на спектакль
вообще никто не придет». Но они решили не отменять показ в эти ужасные
для Нью-Йорка дни и оказались правы, потому что это был своеобразный
тонус для нью-йоркцев, который напомнил им, что они живы, что, несмотря
ни на что, они могут продолжать радоваться жизни, влюбляться, петь,
танцевать.
— Как вы готовились к роли?
— После первой встречи с режиссером я думала, что сразу побегу в
магазин покупать диск
... Читать дальше »
В конце августа в Украину пожаловал культовый немецкий диджей Саша Ринг, более известный миру как Apparat.
30-летний берлинец, придумавший для своей музыки милое обозначение
«braindance» - звезда мелодичного европейского IDM, сочетающего в себе
как экспериментальную электронную музыку, так и современное
техно-звучание. @music не мог упустить шанса пообщаться с автором
одного из лучших электронных альбомов прошлого года. Конспект этого разговора – перед вами.
- Саша,
насколько нам известно из твоих ранних интервью, ты был техно-диджеем и
активно участвовал в зарождении немецкой рейв-сцены... Как же начался
Apparat? Как ты переключился на такую мелодичную и романтическую музыку?
-
Да, в молодости я предпочитал играть хард-техно. Это было сразу после
того, как разрушили Стену. Безумные рейвы, наркотики и все остальные
атрибуты ночной жизни просочились в Восточную Европу и года на два все
вокруг сошли с ума. Я жил одними только вечеринками где-то три года
подряд. Потом я переехал в Берлин. Этот город, можно сказать, был
столицей немецких рейвов, но к моменту моего переезда туда я уже
немного устал от них. Мне хотелось чего-то нового, и я начал
экспериментировать со звуком.
У
меня не было конкретного плана – я не знал, чего я хочу, пока в один
прекрасный момент не записал мелодичный инструментальный трек и не
понял, что это именно то, что нужно. Сочинять такую музыку оказалось
сложнее, но намного интереснее. В конце концов, это засосало меня и я
начал делать именно такие, мелодичные и сложные вещи. Впрочем, немного
позже техно снова вернулось в мою жизнь (смеется). Я как бы
потерял его, а потом нашел опять. Постепенно техно вновь появилось в
моих сетах и сейчас я доволен этим равновесием.
- Говоря
о твоих выступлениях... Ты известен тем, что стараешься работать на
сцене “вживую”. В электронном жанре достаточно музыкантов, которые
могут нажать кнопку на ноутбуке, закурить и лениво крутить ручки двух
эффектов, делая вид, что это и есть живое выступление. Это естественно
для тебя - выступать именно так, вживую, или просто другого способа
играть твою музыку нет?
Дэвид Гилмор: «Никто не может заменить Ричарда Райта.
Он был моим музыкальным коллегой и моим другом.
В потоках аргументов о том, кто или что такое Pink Floyd, громадный вклад
Рика часто был забыт.
Он был благородным, скромным и закрытым, но его душевный голос и игра были необходимыми,
волшебными компонентами наиболее узнаваемого звучания Pink Floyd.
Я никогда не играл ни с кем, даже похожим на него. Гармония его и моего
голоса
и наша музыкальная телепатия достигли своего первого большого расцвета
в 1971 в
"Echoes”. На мой взгляд, все лучшие моменты PF – это те, где он проявил
себя в полной
мере. В конце концов, без "Us And Them” и "The Great Gig In The Sky”,
которые он написал, какой бы была "The Dark Side Of The Moon”? Без его
тихих
прикосновений альбом "Wish You Were Here” не был бы всецело завершен.
В наши средние годы он в силу разных причин потерял ненадолго свой путь, но
в начале девяностых, в альбоме "The Division Bell”, его живость,
искра и юмор вернулись к нему, и затем реакция публики на его появление в моем
туре 2006-го года была очень радостной, и это знак его скромности, что те
стоячие овации стали огромным сюрпризом для него (но не для нас).
Как и Рику, мне нелегко выразить чувства словами, но я любил его и мне будет
его очень не хватать».
Гай Пратт (Guy Pratt): «Я не могу придумать, что сейчас надо
сказать, кроме того, как сильно мы будем скучать по нему.
Он был уникальным талантом и одним из самых важных людей в моей жизни.
Слишком грустно писать об этом сейчас».
